А Нюра продолжала собираться в «богадельню». В ясные часы
она отчетливо осознавала, что осталась совершенно одна, и ее охватывал вдруг
панический страх, что ветер будет носить по мусорке выброшенные за
ненадобностью кем-то ее письма и фотографии. «Уж лучше я сама…» - думала она и
не могла никак додумать, что она может или должна сделать сама. Больше всего в жизни
она ненавидела что-то решать и делать сама. « Вы едете туда ненадолго! На
две-три недели, чтобы пройти обследование и получить первую группу!» - увещевала
ее начальница отдела соцопеки. Но Нюра не верила ей. Она знала, что обычно
оттуда уже не возвращаются, если некому
за тобой ухаживать дома. Сердце сжималось от бессилия, когда она, в который раз,
принималась разглядывать, чтобы запомнить любовно подобранные в тон обоям шторы,
вдыхала особенный запах старинного дерева, сушеных груш и крахмального белья, переложенного
кусками «духового» мыла. С трудом вытянула она из-под тяжелых стопок белья
бумажный пакет. Сопя и постукивая кончиками ухоженных ногтей по столу, она
смотрела на него и не открывала, она наизусть знала что там. Письма с фронта, несколько
фотографий ,свидетельство о браке и толстая пачка квитанций от почтовых переводов.
Пакет не был секретом и не представлял ни для кого, кроме нее никакого
интереса. « Зачем ты хранишь это?» - спросила ее старшая внучка. « Чтобы знали,
что мать твоя не была нагуляна, а рождена в браке!!! Я это всем могу доказать!
И не потерплю всяких гадостей в свой адрес!» « О чем ты? Кому доказать? Матери уже
нет с нами!»- фыркнула внучка. Теперь пакет лежал перед Нюрой, и она не знала, как
им распорядиться.
***
«Так ты замужем?» - недоверчиво хохотнула Шурочка. И Нюру
больно кольнуло то, что о ней могли подумать так фривольно. На следующий день
она показала Шурочке свидетельство о браке и фотографии. « Какой красавец! Теперь я вижу в кого твоя
дочь уродилась такой красавицей!» Нюру снова корябнуло в душе, что речь шла не
о ней, а о девочке. « Это Ваш муж?»- заглянул через плечо один из коллег . « Да!
Пропал без вести! Я пишу запросы!» - громко ответила Нюра.
***
Ночью ей не спалось и, наверное, впервые за несколько лет
подумалось о муже. Выжил ли? Жив ли? И если да, то где он и как это может
отразиться на ее нынешней жизни. Конечно же, она не писала никаких запросов, чтобы
не привлекать внимания к своей персоне. Все, что она знала, так это то, что «там»
она оказалась лишь потому, что была женой «врага народа». А какой он там был
враг – неизвестно, ведь прожито вместе было всего ничего. « А ты поезжай к
моим, в Брест, как только все закончится! Это все ненадолго! Там и родишь, и
меня дождешься!»- белозубо улыбнулся и вскочил в вагон эшелона.
***
В дом принесли халву. Огромный душистый пласт обсыпанный
ореховой крошкой. Халва разлеглась на огромном хозяйском блюде, маслянисто поблескивая
в тусклом свете лампы. Мать щедро отделила кусок соседке и девочка жадно
сглотнула слюну, провожая кусок глазами. «Этого нам хватит надолго чаи гонять!»
Халва была невероятным везением, чудом, лакомством невесть откуда свалившимся
на них с небес. В дверь постучались и уже через минуту белокурая Шурочка
уплетала халву запивая чаем. «Ах, Нюра! Как до войны, правда? Как до войны! А помнишь
раковые шейки!» - она, обжигаясь, прихлебывала чай с блюдца, мать смеялась, а
девочка злилась тому, что фраза «до войны» снова выстраивает непримиримый
барьер между ними, ведь до войны ее просто напросто не было.
***
На следующий день Шура с Нюрой в недоумении разглядывали
крошки от халвы на большом блюде. « Где?» -хлестко спросила она. Девочка молчала, глядя ей прямо
в зрачки, почти не моргая. Шурочка, пугаясь этой бессловесной дуэли взглядов, попыталась
встать между ними. «Ты не подумала обо мне? Ты не могла остановиться?» - Нюра
говорила жестким тоном, как будто бы била словами. Девочка, не моргая смотрела
ей в лицо. « Хорошо, посмотрим!»- недобро ухмыльнулась она, вышла в темноту и
скоро вернулась с таким же куском халвы. Шура так и осталась стоять в простенке,
не зная, что и думать и как поступить. « Ешь!» - придвинула блюдо мать. « Я не
хочу!»- одними губами отозвалась девочка. «Ешь, иначе выгоню из дому и ты мне
больше не дочь!» Девочка повернулась к двери, но Нюра вонзила ногти ей в плечо
и вернула к столу. Целый час Шура боясь
шевельнуться, так страшна была Нюра в своей твердости, наблюдала, как девочка
давясь и плача ела халву. Она съела всё, до последней крошки и тут же вывернула
все на пол, на скатерть, на колени себе и матери и только нарядное блюдо также
маслянисто поблескивало в тусклом свете лампы. « То-то же!» - сказала мать и
подтолкнула Шуру к выходу, не оглядываясь на скорчившуюся у стола фигурку.
***
Всю последующую жизнь девочка не ела сладостей, а запах
халвы неизменно вызывал у нее мучительную рвоту.
Комментариев нет:
Отправить комментарий