Подружки...

« А знаешь, она была редкостной сукой, ее мать! Чтоб отпросить Люсю на танцы мы и грядки пололи, и пол мыли, и волосы ей расчесывали!» - Мирра щурится, как от сигаретного дыма и откидывает в сторону руку, ладонью вверх. Она не курит давно, но привычка в манерах осталась. Иногда она в руки берет пустой мундштук и постукивает им о столешницу. Она некрасива и элегантна до невозможности. Глядя на единственное кольцо, изящный браслет или часики понимаешь – во первых – это дорого, во вторых -стильно и в третьих- неподражаемо. « Мне всегда было жаль Люсю! Ах, как бы могла сложиться ее жизнь! У такой красивой девочки просто должно было все сложиться красиво! Таки да! Красота и ум не всегда счастье! А ведь она еще была  и умна!» Мирра роется в огромной лаковой шкатулке и выуживает подарочную коробочку. Со скрипом открывает слежавшийся картон и достает пузатые золотые часики с толстым стеклом . На дужке – суровая нитка с пломбой и картонным ярлычком. Часики кажутся смешными. « Ты знаешь, сколько это стоило на старые деньги? Огромная сумма. Но он мог себе позволить. Скажи, могли быть дурные намерения у мужчины с таким подарком?» - часики лежат на полированной крышке шкатулки и перемигиваются  с хрустальной люстрой. Я молчу. Я мало что знаю о той жизни, кроме выражения « старые деньги». « Заберешь?!»- то ли спрашивает, то ли утверждает она. И я понимаю, что она свыклась с ними, как с воспоминаниями. «Оставьте себе. Вы столько лет их хранили!» - « Ты что, я ж не нищая!» - восклицает она, но я вижу, что мое решение ей приятно.  Она снова распахивает шкатулку и достает десятки подарочных коробочек. Чего там только нет! Золотые часики ,и правда, блекнут на фоне всего великолепия.

                                                        * **

« И ты отказалась! А та не настояла! Еще бы! И мать твоя была такая же! Тоже не стала забирать!»-от возмущения она постукивала пальцами по столу и огромные камни  серег  в оттянутых мочках, казалось, тоже дрожали от возмущения. « Помню я, как их подружка приехала из Конго, вся в золоте! Вот уж кто вышел замуж удачнее всех! Лилька с твоей матерью не знали, что на себя надеть, чтоб лицом в грязь не ударить. Решили собраться у нас. Я конечно стол накрыла. Миррка к себе не очень-то хотела приглашать, хотя могла бы! У нее одна люстра – целое состояние! » Я про подругу из Конго слышу первый раз и мне это, правда, интереснее, чем люстра. « Она твоей матери такие драгоценности одолжила на встречу! Невозможно представить, сколько это стоит! Лилька со своим золотом из Алжира была как в бижутерии!!» « А Мирра то тут при чем ,в этой истории?» « Сводница! Из-за этих часов готова была Люську этому дураку сосватать! Правда и он на вечер приперся, всё ел ее глазами! А жена его эта в золотых цепях, толщиной в веревку пришла! Может и дорого, но безвкусно!» Понемногу передо мной стали вырисовываться детали давней истории. « Ну вот, выходит она была права! Он ведь назло на подруге женился!» - « Любил бы – не женился!» - снова дрожание камней и стук пальцев по толу. Разговор вроде как окончен, я поднимаюсь из-за стола. « Конечно, я во всем виновата !Твоя Миррка последняя на вечер пришла. В таких брильянтах! А что толку, некрасивая она! А ты пойди, забери часы у нее, они денег хороших стоят!» - ворчит она вслед.

                                                    ***

« Что делать, думаем, та ведь хвастаться станет, всё золото на себя напрет! Она смолоду Люське завидовала!»- смеется Лиля. « Тут Миррка и говорит, мол, смотреть он все равно на Люсю станет – ее и украсим. У нее, Миррки, столько украшений еще от родителей осталось. Евреи – они такие, с запасом все!» Мне жаль, что нет в живых еще нескольких участников этого «золотого» вечера. Лиля откидывает голову и прикрывает глаза. Кажется, что разговор закончен и она вся во власти музыки. Грохочет Вагнер. У нее подергиваются кончики пальцев – когда-то она была замечательной музыкантшей. Я помню ее совсем молоденькой за старым, черным инструментом. Внезапно она открывает глаза, но не видит меня. Потом говорит кому-то там, в сумраке, очерченном временем : « Боже, какая это была пара! Какая любовь! И она, этим поленом, по лицу, по коленям, по рукам. Из-за каких-то часов…»

                                                    ***

« Ты забери часы! Все же память! Возможно он и был твоим отцом, а не этот …  Ах, если б не она! Всё могло быть совершенно по- другому!» Я дую на ложку с обжигающим куриным бульоном. « А …эта история ….с поленом?» Мирра морщится: « Избила она ее, когда с часами пришла и сказала, что за отца твоего замуж выходить передумала.  Что было под рукой – то и схватила!»   Молча едим . Я стараюсь  отогнать от себя нелепые мысли. « А  жена его, ну та, что в золоте пришла?» « Да что жена! Толстая как корова, толку что в золоте! Но ты ее не вини. Он сам на ней женился, как только твоя мать отказала.» « Лиля, говорит, что там ,на вечере…» Мирра отмахивается : « Да что там на вечере?! Чаю попили, по стопке выпили, у них дети, у твоей матери вас уже двое было, это только в романах любовь на всю жизнь!» « Но Лиля сказала…» « Ах, твоя Лиля всю жизнь в романах да фантазиях, вот и кукует теперь старость одна!» Обед съеден. От часов я отказываюсь. Прощаемся тепло. Видимся в последний раз. Скоро настанет и ее черед уйти к подругам.  Но пока я бреду по парку по щиколотку в яркой листве и представляю, как по этой же аллейке полста лет назад хохоча бежали  подружки на танцы, вымолив у суровой родительницы разрешения отпустить одну из них.                    

                                              

"Дальневосточный развирт"

- это не мои слова, а одного чудесного человечка,с которым мы наконец-то встретились,после трех лет взаимных собираний и обсуждений возможности встречи.
У нее ручки-веточки,шейка стебелек,неожиданно мудрые и серьёзные глаза,а главная краса - светлая коса. Мда.... сто лет не видела натуральных блондинок с медовым оттенком,белоснежной тонкой кожей и,главное,необычайно проницательных и умных. Я чувствовала себя просто медведем рядом с ней. Обнялись,как будто сто раз это делали и причем недавно,а главное,она пришла нас провожать на вокзал. Стояла на предательском весеннем ветру,пока не двинулся вагон,несмотря на мои протестующие жесты. А я думала о том,как давно никто меня вот так вот,по-родственному,не провожал.
Трудно,очень трудно,не получить разочарование при встрече с реальным человеком. Мы ж любим всё приукрасить и позолотить. Но здесь наоборот,мне повезло,я пожалела,что было мало времени для общения. Такое ощущение,что мы продолжили давно начатый разговор и в общем то его не закончили. Значит буду новые встречи,письма,мнения... А еще понравилось,что нашли общий язык и наши мужья. Это важно. Нет ничего противнее,чем вынужденная вежливость и показное радушие.

Будильничек...

Нюра вышла замуж за Петю. Весь городок так его и называл – Петя. Кем был Петя- никто не знал. Не знала и Нюра, вернее не спрашивала. Ей это было не интересно. Петя всегда был при деньгах и хорошо одет.И её это устраивало. Странный это был брак. По вечерам Петя куда-то пропадал. А днем, как заправская хозяйка, занимался домом. Он был необычайно покладистым и девочка к нему сразу же привязалась. Огромный и обаятельный, балагур и добряк, он как бы съёживался в присутствии жены и ,казалось, побаивался ее строгого нрава. Он заваливал ее подарками, радовался малейшему проявлению чувства с ее стороны и страшно ревновал к каждому, кому она проявляла хоть чуточку внимания. Даже к девочке. Иногда из ревности он напивался, устраивал скандалы, а после стоял на коленях ,выпрашивая прощения. Нюру он любил так страстно, что не замечал всей безответности и обреченности их отношений. А ей было удобно, приходя с работы ,находить дом ухоженным, обед готовым, а девочку присмотренной. Казалось, Петя заменил ей сестру Лену, с которой также было удобно в быту. Как-то так повезло ей с близкими, что дожив  до тридцати шести лет Нюра не умела ни приготовить, ни постирать, ни сшить. Да…Ей было уже хорошо к сорока, но талия оставалась тонкой, лицо свежим ,нрав капризным…

 Но был у Пети один «пунктик»- он обожал подарки. Любые. Даже самые ненужные и мелкие. Он одинаково радовался ,получив кулек конфет к Новому году и золоченые запонки ко дню рождения. Если подарок вручался кому-то еще – он искренне огорчался и переживал. Если покупались туфли девочке, то ему тоже срочно требовалась пара новых . Покупались духи подруге – в доме появлялся новый одеколон и для него. Тетради девочке – блокнотик ему. Серьги – запонки. Платье – рубашки. Ваза – чернильница. Часики – часы. Нюру это и злило, и смешило, и трогало, и раздражало. Но и к этому она тоже привыкла. В конце концов, львиную долю семейных денег приносил в дом сам Петя.

Девочка заканчивала школу. И становилась красавицей. При внешней холодности в отношениях с дочерью, Нюра не считалась с расходами на нее. Первая юбка-колокол в городе появилась у ее дочери, первые лаковые туфельки на венском каблучке – тоже. Первый велосипед, первые часики, первая меховая шапочка-менингитка…. Казалось она продолжала доказывать всем, и прежде всего себе, что это её дочь, ЕЁ…!

                                                                               ***

С летней практики на ткацкой фабрике девочка принесла свою первую зарплату и торжественно положила на обеденный стол. « Первые деньги обязательно нужно растратить, растранжирить, купить подарки и тогда всю жизнь будешь с деньгами!»- радостно хохотнул Петя, отложив ложку. Нюра досадливо отмахнулась и потянулась к деньгам - пересчитать. « А я уже купила подарок!»- радостно сообщила девочка. Нюра запоздало наступила ей на ногу под столом – уж очень не хотелось очередного скандала. Хорошего настроения у Пети как и не бывало. Но девочка, не заметив перемен в настроении за столом, побежала в свою комнатку. « Вот, Петя! Смотри!»- протягивала она ему на ладони какую-то вещичку. « Что это?» - кисло усмехнулся он.

« Будильничек, Петя, будильничек!» -и, вдруг, увидев перемену в настроении отчима, добавила  : « Это тебе!» « Мне?» - недоверчиво переспросил он, покосившись на жену. « Ну конечно, тебе!» -засмеялась девочка, вытягивая из-за спины вторую руку. На вытянутых ладонях громко тикали два маленьких будильника – нежно-голубой и бордовый.

« Руки мой и за стол! Суп стынет!»- буркнула Нюра ,и ,впервые, ощутила укол ревности – подарок был куплен не для нее.

Слоники...

На новом месте жилось легче и увереннее. Слоган тех лет : «Жить стало легче, стало веселей!»- казалось был для них. Нюра ,неожиданно для себя, вдруг сделала карьеру, превратившись из рядового работника в главного бухгалтера стройтреста.  Её стали назвать по имени- отчеству и выделили полдома с садом заросшим сиренью, палисадником и большим ухоженным огородом.

У девочки появилась своя комната. Дом остался меблированным после прежних хозяев, а кем они были, те хозяева, в то время спрашивать было не принято. Нюра сделала перестановку, раздала часть чужих вещей и перекипятила всю посуду. Она вдруг стала неимоверно брезглива.

Родня мужа встретила Нюру напряженно. Письма о женитьбе, отправленного  накануне войны ,они не получали. Нахлебавшись горя в оккупации, потеряв бОльшую часть семьи, они были не готовы принять еще и  жену пропавшего без вести  сына с «довеском». Яркая Нюра с «чужим» дитем их настораживала. Сплетни о девочке ,не говорящей на родном языке, дошли и до них.

« Нет, так нет! Не очень то и хотелось» - фыркнула Нюра, и думать забыла о них. Вскоре те подались в другой город, не сочтя нужным даже проститься. « Чужие люди…» - пожала она плечами, узнав об этом.

                                                                   ***

Со временем улеглись страсти и в школе. Девочка, мало говоря по- русски, отлично решала задачи и писала без ошибок. « Феномен какой-то!» - удивлялась учительница. « Обычно отсутствие материнской любви и внимания!» - сказал директор, и, помолчав, добавил: « Вернее необычное!».

                                                                   ***

По вечерам Нюра  не любила оставаться одна. Казалось, вместе с сумерками в комнаты вползает прошлое и с наслаждением терзает  невозможностью что-то исправить или изменить. Она нашла себе компанию таких же одиноких подруг, сшила два платья «на выход» и получила репутацию одной из самых  неприступных красавиц городка. Но и грязи на нее выливалось тоже предостаточно, стоило кому-либо из женатых мужчин отпустить ей комплимент. Бессонными ночами она перебирала что-то в своей шкатулке для писем, порывалась писать, плакала, меряла шагами комнату, но утром, отправив клочки недописанных писем в топку, красила губы сердечком и отправлялась в контору.

                                                                  ***

А девочка любила оставаться дома одна.Выстраивала на этажерке мраморных слоников ,и говорила, говорила, говорила, рассказывая, им о чудном городе с теплой погодой и добрыми людьми, о фонтанчиках с боржоми, о горластых мальчишках и о гроздьях винограда, свисающих прямо над обеденным столом… Сорок лет спустя она удивит  свою семью и всех соседей, заговорив вдруг на чужом языке с нерусским солдатиком, который попросил напиться…