Сумерки...

Летние сумерки приносят грусть. Напоминая сразу слишком о многом, о чем не выскажешь одной фразой, и только вздох, заменяет тысячи воспоминаний в летний вечер. Угасание дня всегда как угасание жизни. Усталый день накрывается прохладой длинных теней. Каштаны склоняются над домом в заведомой грусти прощания. А внутри дома застыло время. Тысячи дней проводило оно в ночь. Последний блик солнца в складках портьер, на золоченой раме, в изгибе ореховой полировки. Я снова уезжаю. Я- девочка с бантами, любимая внучка, нелепая дочка, девушка в джинсах, студентка, счастливая невеста, мама с ребенком, с двумя детьми, с мужем, без мужа, снова с мужем, снова одна, деловая дама, счастливая новобрачная, внезапная и беспредельная, просто дочь, просто мать,  просто женщина, просто внучка, вредная и несносная, та, которая уезжает отсюда всю жизнь, чтобы ругаясь и споря возвращаться через годы и километры, границы и обстоятельства. Пахнет свежевымытыми полами и прощальным застольем. Звонит телефон, донося эхо прощаний. У выхода чемоданы. У двери провожатые. У дома такси. Цветы, свертки с запоздалыми подарками и гостинцами. Жареная курица в дорогу.

Так сложилось. Я всегда уезжаю в ночь. « Завтра в это время ты уже будешь в пути…» - вздыхает накануне Баба, подтыкая мне одеяло. Я сонно подставляю для поцелуя лоб, уносясь в мыслях в будущее. « Смотри! Сразу же сообщи, как доехала! А то я тут места себе не найду!» - сердито щелкает она выключателем, но все еще стоит на пороге, пытаясь разглядеть меня в темноте.

И вот суетливо запирается дверь, выносятся вещи, в нетерпении проверяются билеты, паспорта, время… все мысли в дороге и о дороге. Кажется  размытым и скучным все, остающееся там, в сумраке вечерних комнат. А я несусь вдаль, в новь, в неизвестность. Направлений всегда только два – Московская сторона вокзала – Варшавская сторона вокзала. Прощание на перроне последний акт спектакля. Ненужный и неважный. Уже не о чем говорить, еще не о ком скучать. Толпа провожающих с годами редеет по причине возраста и обстоятельств. Все меньше шампанского и  желающих присесть на дорожку в купе. Меняются лица и  отношения. И все чаще заходится волнением душа – свидимся ли. Перрон бережно уносит от окна и из жизни одного за другим близких, родных, знакомых. И только серая громада вокзала остается неизбежно-надежной декорацией стучащей по шпалам лет жизни.

Настал и этот день отъезда. Луч солнца движется таким знакомым мне путем : портьера, картина... Пара телефонных звонков. Дань традиции. Мы в прихожей вдвоем. Сидим напротив друг друга. « Не забудь, еда в холодильнике. А пол завтра вымоет соцработник»- говорю я. Она торопливо кивает головой ,и ,в который уж раз за день, начинает рассуждать, кто следующий из родственников  приедет к ней в гости. В этих мечтах она снова оживает, хлопочет об угощениях, готовит постели.  Память ее уводит в славное прошлое, а может и в призрачное будущее, и поэтому мой отъезд  ее уже не расстраивает. Впервые она не просит позвонить и не переживает за мой багаж. Пора. Встаем почти одновременно. В ее глазах мелькает проблеск прежнего беспокойства: « Прости уж, если что не так…» и снова разум затухает под пеплом старческих грез. У дома ждет такси. Перрон пуст. Московская сторона вокзала.